- Но как это сделать? – последнее заявление Самуила Петровича взволновало Юру.
- Хм. Не обязательно рассказывать ей о сути эксперимента. Достаточно поинтересоваться, хотела бы она, чтобы ее жизнь пошла иначе. А задокументировать это нам поможет ваш обруч, ведь журналисты с ним не расстаются.
- Хорошо, - медленно сказал Юра, – в таком случае можно попробовать.
- Отлично! – Самуил Петрович приподнялся из-за стола. – Ступайте, заполните эти анкеты. Потом поговорите с вашей девушкой, и милости просим к нам на первую тренировку.
IV
Юра решил встретиться с Кирой в ее галерее. Женя по своим каналам выяснил, что она всегда там бывает в первой половине дня. Юра зашел в зал и не смог удержаться от соблазна посмотреть на работы. Здесь были собраны небольшие голограммы, значительно уступавшие по размерам той феерии, которую он видел в памятный вечер. Многие картины были монохромными, в желтом, коричневом, зеленом цвете, что роднило их с первыми голографическими изображениями двухвековой давности.
К нему подошла одна из сотрудниц и поинтересовалась, не хочет ли он приобрести что-либо. Юра ответил, что хотел бы видеть саму художницу. Заметив обруч, девушка любезно проводила его в мастерскую.
Кира сидела у большого окна с видом на зеленеющий летний парк и реку. От тонких пальцев к крохотному компьютеру тянулось множество проводов. Легкими, порхающими движениями она из ничего создавала чудо. На столе маленький пушистый котенок играет с желтым осенним листом: замирает, притаившись, прыгает, подцепляет мягкой лапкой, кружится, с восторгом глядя на шуршащую игрушку. Одно прикосновение – котенок стал серым, еще одно – на кончике хвоста и мордочке появились белые пятнышки.
Заметив, что кто-то вошел, Кира соединила ладони, и голограмма исчезла.
- Юра? Как неожиданно! – она приветливо улыбнулась. Казалось, эта улыбка теперь с ней навечно.
- Кира, мне очень нужно с тобой поговорить, – он старался быть спокойным и уверенным.
- Да, я слушаю тебя, – Кира закуталась в тонкий плед, словно пытаясь защититься. Или ему показалось, в комнате действительно было прохладно.
- Я виноват перед тобой. Мы так странно расстались тогда, десять лет назад. Надеюсь, ты когда-нибудь простишь меня…
Несколько минут она молчала, смотрела на блеск речной воды за окном и продолжала улыбаться. Наконец заговорила.
- Юра, Юра Юдин… Это так не похоже на тебя, такая решимость. Ты всегда плыл по течению и так редко выбирал сам. Помнишь, народ звал тебя «Дабл-Ю». Тебя это ужасно раздражало, но ты не признавался. Как давно это было. Ты всегда говорил, никогда не бывает так, что виноват один. Всегда виноваты двое. Я никогда не обижалась на тебя, это просто невозможно. И всегда чувствовала себя виноватой. Что не поняла, что не отпустила с миром, с искренним пожеланием счастья в новой, такой важной для тебя жизни. Мы оба изменились. Все это прошлое. И прошлое не изменишь. И мы в настоящем.
- А ты хотела бы изменить? – он задал вопрос почти шепотом.
- Да, – просто ответила она, и улыбка впервые исчезла. Раздался звонок коммуникатора, Кира ответила и куда-то заторопилась. Они коротко попрощались, стараясь не смотреть друг другу в глаза.
V
Во второй раз в лабораторию Юрий пришел уже один. Самуил Петрович приветствовал его как давнего знакомого.
- Здравствуйте, здравствуйте! Рад снова вас видеть! Уже просмотрели запись, девушка согласна, это замечательно. К тому же, по расчетам наших специалистов она очень хроноустойчива. Это значит, что, не смотря на все наши действия, она добьется всего, что имеет в настоящий момент. Вы, напротив, хроночувствительны, но, по предварительным оценкам, вполне можете быть счастливы в какой-то новой жизненной роли. У вас богатый потенциал, который пока не было возможности раскрыть. Вы готовы к первой попытке? Вспомнили какую-то ключевую точку?
- Да, даже две. Конечно, я готов, – Юра был полон решимости, как никогда в своей жизни.
- Тогда пройдемте, наши операторы погрузят вас в сон. Говорите и делайте то, что хотели бы сделать сейчас, сопротивляйтесь тому, что говорили и делали тогда.
Юру усадили в глубокое удобное кресло, попросили закрыть глаза и расслабиться. Раздался мерный усыпляющий звук метронома, а затем тихий гул, словно заработал какой-то большой прибор. Спустя несколько мгновений, Юрий погрузился в беспамятство.
Медленно стали появляться какие-то неясные тени, образы, фигуры, лица. Вечер, заснеженные дома и деревья в свете фонарей кажутся золотисто-розовыми. Очень холодно. Одежда неудобная, неуютная, словно не по размеру. В руках какой-то дурацкий портфель. Так это же его старая куртка, ботинки, его старый портфель. Неужели сработало?! Слышится голос, это Кира. Что-то говорит, пламенно, от всего сердца.
- Юра, ты не слушаешь меня совсем, – ей зябко в осеннем пальто и нарядном платье. Ведь они возвращаются с новогодней вечеринки. Лицо раскраснелось, то ли от мороза, то ли от сказанного.
- Я слушаю, Кира. Я все понимаю, тебе очень тяжело, – с губ слетают какие-то глупые, отстраненные, морозные слова. Нет, это неправильно. Он должен сказать совсем другое, но, почему-то это требует огромных усилий. – Послушай, полетели вместе. Доучишься заочно, тебе остался всего год. В таких крупных издательствах люди всегда нужны, какую-нибудь работу дадут. Да и перспектив для тебя там гораздо больше, чем здесь. Что скажешь?
- Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой? – Кира говорит медленно и раздельно, словно и ей это дается с трудом. Внезапно все звук ее голоса исчезает, а через миг, затуманивается и картинка.
Возвращение из воспоминания отдавало металлическим привкусом крови и пульсирующим грохотом в висках. Юра чуть изменил положение в кресле, пытаясь прийти в себя. К нему подошел Самуил Петрович.
- Лежите пока, – мягко сказал он. – Мы наблюдали за вашими воспоминаниями. Увы, но ключевая точка выбрана неудачно. Девушка готова к жертве ради вас, она поедет хоть на край Вселенной и, как я уже сказал, сумеет достичь своих целей. Но на этом пути вас ждут лишь обиды и разочарования. Во всех своих мелких бедах она будет винить вас. Вряд ли это способствует развитию гармоничных отношений. Вы говорили, что выбрали еще один ключевой момент? Как себя чувствуете? Попробуете сегодня, или отложим на другой раз?
- Пожалуй, лучше сегодня, – хрипло проговорил Юра, – стакан воды если можно.
- Да-да, конечно.
Прошло несколько минут, напившись и отдохнув, Юра снова погрузится в странный сон. Когда темнота рассеялась, он увидел знакомые стены той первой редакции, где они работали вместе с Кирой. Снова холодно. Он стоит в лестничном пролете и нервно подносит к губам электронную сигарету. Да, тогда он еще увлекался этой гадостью. Мысли, старые и новые, лихорадочно мечутся. Она сказала, что им нужно поговорить. Это ужасно. Что он может ей сказать, что ему все равно, что у него другая. А вдруг она расплачется. Женские слезы – это ужасно. Нет, это все невыносимо. Зачем ей нужен этот разговор. Так нет! Это ведь замечательно! Такая прекрасная возможность все исправить! Сейчас он скажет, что она самая лучшая и самая замечательная! И как сильно она ему нужна!
В дверном пролете появляется темный силуэт Киры. Смешная прическа, смешной наряд. Ей девятнадцать. На пальцах едва различимые шрамики от электродов. Она тогда не на шутку увлеклась голографией, проводила за лепкой каждый свободный момент. Она подходит ближе.
- Ты что тут пропал? Замерзнешь же! – она улыбается, совсем не так, как сейчас. Ясно, светло.
- Да вот… Давай поговорим? – он нервничал тогда, нервничает сейчас.
- Поговорим, – она спокойна. В светло-голубых глазах пляшут адреналиновые чертята. Она сильная. Все в ее руках, все самое новое, неожиданное и интересное впереди.
- Кира, ты самая удивительная и замечательная, лучше тебя нет никого на свете! – выпаливает он как на духу.
- Юр, ты меня пугаешь. Это замечательные слова, но мне так трудно в них поверить…
И вновь тишина, туман, головокружение. Заботливый Самуил Петрович подносит к губам уже не воду, но какой-то тонизирующий напиток. И вкрадчиво сообщает, что, мол, и эта попытка обречена на провал. Кира слишком хорошо изучила характер Юрия, чтобы нежданно-негаданно поверить в такую быструю к ней перемену. Ей покажется, что он смеется над ней и над ее чувствами, она перестанет доверять ему. Из-за нехватки ее помощи, Юра сорвет один очень крупный проект, пожалуй, один из самых важных в его, да и в ее, жизни.
VI
Несколько дней Юра пытался вспомнить что-нибудь значимое, важное в их отношениях с Кирой. На ум приходила какая-то ерунда. Или совсем ничего не приходило. Заглянувший в гости Женя, нашел друга вышагивающим по квартире.
- Жень, ничего не могу придумать. Кроме этих двух моментов. Да, мы помогали друг другу, делились проблемами, мыслями, переживаниями. Но разве можно понять, что из этого действительно важно.
- Юрец, скучный такой, честное слово! Надо же действовать, а не на месте сидеть!
- А я и не сижу, видишь, хожу. Кругами, – огрызнулся Юра.
- Где вы с ней бывали – кафе, кино, театры… Я не знаю! – Женя бурно жестикулировал, пытаясь пробудить друга к деятельности.
- Какие кафе, ты о чем. Мы кроме работы в то время вообще ни о чем думать не могли! – Юра немного слукавил, но в целом был прав, они с Кирой большей частью общались именно на работе.
- Так отлично! Поехали туда! – воскликнул Женя. – Собирайся!
- Куда? Там уж нет, наверное, ничего! Десять раз все поменялось!
- Это у тебя там, на Марсе, все течет, все меняется. А на матушке-Земле стабильность и порядок. Как работали люди, так и работают. Пошли, говорю!
Через некоторое время они оказались на втором этаже невысокого здания, насчитывавшего уже полторы сотни лет. Не изменилось ничего. Все тот же странный зеленовато-голубой цвет стен, все та же бабушка-консьержка на проходной, и все те же люди снуют по коридорам. Кто-то из бывших коллег узнал Юру, его с радостными возгласами проводили в редакцию. Те же комнаты, те же столы, те же стопки папок и бумаг. Все из того же шкафчика появились разномастные бутылки с домашними винами, настойками, наливками, и все те же рюмки были наполнены и подняты.
- Юрка! Как здорово, что ты зашел! – Лёня, его ровесник, теперь главный редактор, оставался таким же непосредственным. – Как там на Марсе? Жизнь кипит?
- Не то слово, Лёнчик. Но на Земле лучше все-таки!
- Вот это молодец! Вздрогнули, ребята! – Закружился дружеский, веселый разговор со множеством вопросов, смешных и остроумных ответов, воспоминаний. – Юрка, не поверишь! Помнишь, твой последний проект! Так у нас реклама потом лет пят в коридоре висела. Такую красоту жалко было снимать. Да потом ремонт нагрянул, свернули, в твой ящик спрятали.
- Куда? – не понял Юра.
- В ящик твой. Ну, в коробку с твоими вещами, что остались. Не выбрасывать же добро.
- И где теперь эта коробка?
- В архивном шкафу, где ж ей еще быть. Эй, народ, притащите там Юркину коробку!
На столе появилась пыльная картонная коробка, до верху наполненная всякой всячиной. Книги, носители памяти, журналы с его статьями, рамки с грамотами, канцелярские принадлежности, даже старый ноутбук. Юра раскрыл один из согнутых пополам листков. В воздухе появилась фиолетовая надпись: «Юрию от Киры в день рождения, февраль 2104 года». Следом за надписью возникла маленькая, почти схематичная голограмма. Юра вспомнил и тот день, и открытку, и взгляд. И сразу стало ясно, какой момент он выберет в качестве третьей ключевой точки.
***
Настоящая попытка изменить реальность обернулась почти нестерпимой болью. Юра совершенно не помнил сна, а лишь ощущал, как болит и ноет каждая клеточка его тела. Некоторое время он лежал в кресле оглохший и ослепший, и только одна мысль билась в воспаленном сознании: «Получилось?»
- Юрий Юрьевич, - послышался откуда-то издалека голос Самуила Петровича, - вы в порядке?
- Да-а… - с трудом проговорил Юра. – Как?..
- Увы, вынужден вас огорчить. Попытка не удалась. Мы бессильны. Но не отчаивайтесь! Все в ваших руках!
Юрий стиснул зубы, от обиды и боли хотелось плакать. Но теперь он точно знал, что пойдет дальше.
Берлин - Саратов, 22.10 - 30.11.2010г.
