***
Тамаре удалось спасти товарища. Адекватность ее действий никем не ставилась под сомнение. Когда Борис встал с постели, а Агату и Франка выпустили из карантина, на корабле устроили такой праздник, каких не было давно.
Елисея поступок Гайки удивил и восхитил, как многих. Да и Гайкой он ее перестал называть, теперь она Тамара, Ара. Разве это та наивная девочка, с которой они познакомились четыре года назад на Земле, разве это ее он учил водить челнок и отбирать пробы. Разве это ее стихи лежат в далеком, забытом ежедневнике... Она как-то в одночасье повзрослела, изменилась. Стала чуть далекой, чужой.
"Вектор-5" приближался к объекту № 17. Капитан на планерке назначал исследовательскую группу.
— Елисей, Тамара, ну и Тай, конечно же.
— Капитан, разрешите обратиться, я с этой парочкой не пойду. Третий — лишний, на меня опять все шишки посыплются, — обиженно пробасил Тай, хитро поглядывая то на Ару, то на Лиса.
— Отставить, — понял шутку капитан, — потерпишь, и не такое бывало. Вам — готовиться к вылету, всем — спокойной ночи.
Тамара подошла к Елисею, тронула за плечо.
— Лис, пойдем в игровую, поговорить нужно.
Он недоверчиво посмотрел на нее. От Тамары, с таким серьезным видом сообщающей, что нужно поговорить, можно было ожидать чего угодно.
Они вошли в игровую, но свет включать никто не стал. Ара дотронулась пальчиком до стекла, делая его проницаемым для света звезд. Елисей сел в самом дальнем конце комнаты, было видно лишь, как поблескивают его глаза. Ара встала у окна, вычертившего ее темный контур на фоне вечного космического сияния. Начала, как всегда, с места в карьер.
— Лис, что это за слухи? Что происходит?
— Ара, ты о чем? Не понимаю тебя. О каких слухах ты говоришь? — Елисею этот разговор уже начинал не нравиться. Она видела, как он отстраняется, уходит в себя.
— Я понимаю, когда дедушка Сэм говорит, или народ какой-нибудь посторонний, они не в курсе. Но Тай чего добивается?! Он же твой лучший друг, он нас как облупленных знает! — она всплеснула руками, голос звенел от обиды.
— Ар, ты, что такое говоришь? Что случилось у тебя, можешь объяснить?
— Оно не у меня случилось, Елисей. Оно у нас с тобой случилось. Ты разве ничего не замечаешь? То, какие слухи ходят, то, что нас повенчали. За глаза парочкой называют, а Енка из третьего меня вчера спросила, когда свадьба. А главное, Тай туда же! У него, конечно, язык без костей, но не до такой же степени. И он все про наши отношения знает с самого начала.
— Ты чего так распереживалась? Не бери в голову, я вот даже внимания не обращаю. Какая разница, кто про что говорит.
От напускного Елисеева равнодушия Тамара передернулась. Ему, может быть, и все равно, позволяет человек себе такую роскошь.
— Лис, понимаешь, — начала она вкрадчивым и слишком спокойным голосом, — я тебя все еще люблю, — настала очередь Елисея вздрагивать, — и мне каждый раз как лезвием по сердцу все эти разговоры. Это дико, просто дико, когда воображение окружающих разрешает то, о чем ты даже мечтать не имеешь права. Очень трудно, очень обидно.
Она замолчала. В комнате повисла душная тишина, которую Елисей все же рискнул нарушить.
— Ар, я не знаю, что тебе сказать. Для меня ничего не изменилось. Ты — замечательный человек, мой лучший друг, верный помощник. Я дорожу твоим отношением и нашей дружбой. Но не более того...
Тамара, нервничая, перебила.
— Да, знаю, да. Мы с тобой это уже обсуждали однажды. Что мы — не пара, что мы не сможем быть вместе и так далее. Было тяжело, но я смирилась. Никто не знает, каких сил мне это стоило, но я смирилась. А теперь вдруг возникло глупое, абсолютно необоснованное чувство, что можно начать все заново, с нуля, что все еще может получиться.
— Люди в таком возрасте не меняются. Что бы ни случилось, но характеры наши останутся прежними.
— Ты прав, конечно. Я разумом это хорошо понимаю. Но, знаешь, что самое страшное в любви?
Лис отрицательно покачал головой.
— Самое страшное — это надежда. Как только на горизонте появляется ее тонкий или даже призрачный лучик, то на взываниях к разуму можно ставить крест.
— Ара, можно тебя спросить, а если бы эта надежда не была призрачной, если бы все эти слухи стали правдой, что тогда? — Елисей сам удивился заданному вопросу, той непроизвольной легкости, с которой он был задан. Она грустно и горько улыбнулась.
— Если бы... Я бы стала самым счастливым человеком в мире. Но от меня это не зависит. Даже думать не хочу. Я слишком долго жила такой надеждой. Время ушло. Я тебе надоела, наверное, своими выходками. Ты меня извини. Просто надо было все это сказать.
— Да ничего, я все понимаю. Поговорю с Таем, пусть прекращает. Я совсем не хочу, чтобы ты страдала. Мы же друзья. — Елисей подошел к двери, наконец-то этот непростой разговор закончился.
— Да, мы друзья, — кивнула Тамара, то ли Елисею, то ли своим мыслям.
***
- Тамарочка, царевна! Девочка наша родная! — причитал дедушка Сэм. При взгляде на экран он как-то осунулся и даже не пытался смахнуть навернувшиеся слезы. — А в хрустальном гробе том спит царевна вечным сном... — Ему тоже было что вспомнить.
***
Тамара, Елисей и Тим сидели в игровой. Тимоти читал какую-то потрепанную архивную книжицу, а Гайка и Лис сопели над шахматами. Оставалось не больше шести ходов, но заканчивать партию никто не решался. Тамаре вообще казалось, что выход не такой простой, как кажется. Вдруг Тим звонко рассмеялся:
— Нет, вы только послушайте, какие предки наши все-таки смешные были. А уровень, уровень! — когда восторг закончился, юноша процитировал — "Пространство и время плавают в пустоте. Пространство замкнуто, а время — нет. В пустоте, где нет ни пространства, ни времени, ничто не может существовать. Когда космический корабль путешествует в пустоте, он движется параллельно пространству, не смешиваясь с ним. Через некоторый промежуток времени корабль может совершить переход вновь и оказаться в пространстве, но уже совсем другой его точке". Это в 2100-м так описывали Т-переход. — Тим снова засмеялся, на этот раз Тамара и Елисей его поддержали, в высказываниях двухвековой давности рациональное зерно, разумеется, было, но сами формулировки были крайне наивными.
— Вот нам смешно, — сказал Елисей, — а что, по сути, изменилось? Мы с легкостью, и не задумываясь, напишем формулы, обосновывающие Т-переход, но не более того. Пространство, Время и Ничто как существовали, так и будут существовать...
— А мы будем этим пользоваться, — закончил мысль по-своему Тимоти. — Пойду я спать, завтра выход на орбиту 16-й.
— Меня что-то тоже в сон клонит, — зевнул Елисей, — спокойной ночи, Гайка!
— Спокойной! — Отозвалась она, — я, пожалуй, еще посижу, заковыристая партия получилась.
За шахматами Тамара не заметила, как пролетело время, очнулась только, когда в игровую кто-то вошел.
— Заигралась, дочка, — это был дедушка Сэм, в руках он держал кружку с каким-то напитком. Вообще-то, есть или пить вне пищевого отсека, строго настрого запрещалось. Но для деда как всегда делалось исключение.
— Партия очень уж интересная, но наконец-то закончила, — Тамара довольно потянулась.
— Не выспишься теперь, как следует, а завтра на объект выходить, — пожурил дед.
— Завтра не наша смена, Агата, Франк и Борис идут. А ты, почему не ложишься, дедушка?
— Переживаю. Проспорил любимую книжку Тиму, в последний раз, когда вы спускались. По всему выходило, должны на 15-й разумные обитать! Ан нет! Пришлось отдать, книжку-то. — Сэм горестно вздохнул.
— Так вот откуда он эту древность отрыл, — засмеялась Тамара, — сегодня весь вечер цитировал.
— Может на пользу пойдет. Но вернуть надо непременно. Думаю, пойду сейчас, снова с Тимошей поспорю.
— Сейчас не стоит, — вполне серьезным и спокойным голосом сказала девушка. — Лучше на 17-ю поспорь. Там атмосфера по предварительным данным должна быть подходящая.
— Думаешь да? — дед прищурился, а потом, вдруг тоже став серьезным, спросил, — Царевна, а ты ведь совсем не та, за кого себя выдаешь?
Тамара внимательно и долго посмотрела на старика.
— Знаешь, дедушка Сэм, никому не рассказывала, а тебе расскажу. Мне 22 земных года, три из которых я лечу с вами на этом корабле. С большей частью экипажа я познакомилась на год раньше, когда капитан Хадсон его только собирал. По специальности я — космомикролог, если в космосе возможна одна специальность, — окончила Земной Университет.
Обычная девушка, из обычной семьи. Во всяком случае, мне долгое время так казалось. Конечно, я всегда мечтала, что полечу в космос и стану очень известным ученым, открою что-нибудь совершенно невероятное. Но мечты оставались мечтами, я собиралась в теоретическую аспирантуру. Теоретики, в конце концов, тоже нужны. Огромную роль в этом, несомненно, сыграла позиция родителей — они и слушать не хотели ни о каких полетах. Я всегда была примерной дочкой и послушалась их и в этот раз.
Целый год добросовестно готовилась к экзаменам. Тогда же записалась на курсы, которые проходили члены экипажа "Вектора". Курсы мне родители посещать позволили, это же не настоящий полет, а лишь подготовка к нему. Команда у нас отличная, это было ясно уже тогда. Я никогда не встречала таких добрых, отзывчивых и веселых людей. Никогда ко мне не относились с таким уважением и пониманием. Елисей, Агата, Тай, Борис, Тимоти, вы, дедушка, сам капитан — самые лучшие! Тот первый год знакомства, учебы вместе, был самым настоящим праздником. Как мне не хотелось, чтобы "Вектор" улетал, как не хотелось расставаться с вами!
И тогда случилось событие, которое перевернуло всю мою жизнь. Эти слова кажутся излишне напыщенными, но именно так и было. Я всегда интересовалась генеалогией нашего рода. Моя фамилия Вельт-Истрова — двойного франко-русского происхождения. Я не раз копалась в базах данных, надеясь как можно глубже вникнуть в историю моей семьи. Однажды что-то произошло, то ли мысленный запрос, посланный мной, был слишком силен или не совсем корректен, то ли в самой системе произошел сбой, но открылась информация, которую ранее я никогда не встречала. Информация о моем происхождении, моем рождении.
Дед заинтересованно подпер голову сухим морщинистым кулаком, а Тамара продолжала.
— Каждая строчка была откровением, бездной смысла, в который невозможно было поверить, но и не верить нельзя, ведь в системе не заложено ложной информации. Мое появление на свет было результатом грандиозного эксперимента. Ученые Земной Академии Жизни приблизились к созданию уникальной генетической линии, касты сверхлюдей. Если эксперимент удастся, то управлять миром будут именно эти создания, — уже не люди, почти боги. Я не знаю, как про себя называли ученые свои творения. Но моя ДНК и ДНК еще шестерых синтезирована искусственно. Собрана целиком, от первого нуклеотида до последнего, по заранее выверенной схеме.
Каждый из нас обладает собственным набором исключительных характеристик. Все знания о человеческом геноме ученые воплотили в нас. За тем, что все семеро выжили и стали полноценным людьми кроется во истину кропотливая и ювелирно точная работа. О том, какие сверхспособности отличают каждого из нас, ничего сказано не было. Но некоторые характеристики превышают нормальные — разумеется, интеллект, способность к регенерации, резистентность организма, выносливость, низкая утомляемость.
Каждого из нас отдали в семью, которая по прогнозам, должна подходить по психологическим параметрам и максимально соответствовать поставленной задаче. Вышла небольшая накладка, если можно так выразиться, пара, которая должна была воспитывать меня, погибла за несколько дней до моего рождения. Срочно стали искать замену, и вариант оказался не настолько подходящим, как предыдущий. В последствии это вылилось в периодические конфликты и недопонимание.
Несколько дней я не могла прийти в себя, пыталась понять, кто же я на самом деле — человек или игрушка под микроманипулятором. Было очень тяжело. Я и раньше была интровертом, а тут стала совсем замкнутой. Конечно, родители заметили перемену, которая произошла со мной. Пытались разговорить, но все заканчивалось очередной ссорой. Я заявила, что улетаю. Улетаю на "Векторе", с людьми, которые всегда меня понимали и принимали такой, какая я есть. Я не стала говорить, что знаю все. Собрала вещи и ушла под тихое ворчание и недовольство — совсем не такой путь мне предназначался.
Закончив рассказ, Тамара тихо заплакала, стараясь, все же, сдержать слезы. Сэм подошел к ней, обнял за плечи.
— Плачь, девочка, плачь. Кем бы ты ни была, а раз способна плакать — это хорошо. Человека человеком знаешь, что делает? Горе, любовь и слезы. Сколько люди в мире существуют, столько они страдают, любят и плачут. И сколько бы времени ни прошло, а так оно и останется. Раньше на Земле сидели, воевали все чего-то, делили, теперь вот между звездочек по пустоте летаем, а людьми остаемся. И чего бы там ученые ни напридумали, ни начудили, главного они не изменят. У костра сидели, грелись, в шкуры кутались, шорохов боялись, сейчас по чужим мирам с лазером гоняемся, мысли друг другу на расстоянии передаем. А любим и скорбим так же. Ты вот сейчас поплачешь, завтра влюбишься, — в твои-то годы — великое дело! И разве после этого ты не человек? А про эксперимент этот дурацкий забудь. Какая разница. Ты же с нам, нам с тобой хорошо, весело.
— Правда? — Тамара подняла на деда мокрые от слез глаза.
— Конечно, правда! — улыбнулся он ей. — Пойдем-ка спать. Утро оно, как известно, вечера мудренее.
***
От нахлынувшего вдруг Елисею хотелось кричать, плакать. Сказать всем, что это они виноваты, и он сам виноват. Просить прощения, умолять, молиться. Только бы это не оказалось правдой, только бы это был глупый розыгрыш.
Но на застывшем навеки лице было такое умиротворение, что даже сквозь свою боль Елисей понял — по-другому она не могла. Слишком яркая, слишком сильная, слишком любящая. Она сама выбрала свою жизнь, она сама выбрала свою смерть.
В царившей звенящей тишине отсека прозвучал голос одного из аналитиков:
— От объекта № 17 принят сигнал в двоичной системе. Жители планеты приветствуют нас!
